анекдот парня с лицом, заляпанным краской. Когда я вмешалась, оба обернулись и в ярости посмотрели на меня.

– Переключите, пожалуйста, обратно, на тот канал, где интервью, – попросила я.

– Это интервью никому не интересно.

– А мне интересно. Я его смотрела.

Пульт лежал рядом с мойкой, на секунду мне захотелось его схватить.

– Если тебе не надо ничего, кроме чашки кофе, смотрела бы телик у себя дома, – отрезала барменша и снова повернулась к своему приятелю. Тот промолчал. Он взял бутылку пива, поднес ее к губам и выпил залпом, глядя на меня.

– Тогда скажите, что мне заказать. Или просто дайте бутылку пива.

– Ты пришла подать мне на бедность? Мне?

– Прошу вас. Это важно.

Она взяла пульт, но, вместо того чтобы переключить канал, положила его на полку у себя за спиной, где стояли бутылки.

– Кофе я тебе дарю, – сказала она. – А теперь убирайся вон. Мы всё поняли: ты – подружка тех парней.

Я бродила по безлюдным в это время улицам Сан-Вито. Приземистые дома, ложные колонны с нарисованными капителями, киоск, где продавались арбузы. Я не нашла другого бара. Я уже думала позвонить в первую попавшуюся дверь и попроситься посмотреть телевизор, но я и так уже совершила достаточно безумств и чувствовала себя усталой, опустошенной. Мне так и не удалось досмотреть интервью. Только много месяцев спустя я узнала, как ответила Флориана на вопрос, который задала ей Мария Серафино по поводу реинкарнации Николы. Она сказала, что по-настоящему никогда не верила в переселение душ, что долгие годы мужу удавалось вводить ее в заблуждение, но теперь с этим покончено. Земная жизнь, дарованная нам Господом, – одна-единственная, та, которую мы проживаем сейчас, сказала она, и никакой другой не будет.

Однажды, августовским утром, я сквозь щели жалюзи наблюдала за очередным незнакомцем, проникшим на территорию фермы. У него не было ни телекамеры, ни фотоаппарата. Постучав в дверь и не дождавшись ответа, он стал расхаживать по двору, до круглых, как шары, цветущих кустов олеандров и обратно. Я потеряла его из виду, когда он обходил вокруг дома. Появившись снова, он решительно взглянул на мое окно, как будто догадывался, что я слежу за ним, затем сел за стол в беседке, где его наполовину скрывали плети глициний, и больше не двигался с места.

Прошло полчаса, а может, и больше, незнакомец не уходил. Меня охватило самое настоящее бешенство. Какая несправедливость: мне приходится быть пленницей в собственном доме, прокрадываться по комнатам в полутьме, притворяясь, что меня тут нет. Я спустилась на первый этаж и распахнула входную дверь.

– Вы не можете здесь оставаться! – крикнула я. – Немедленно уходите!

Незнакомец вскочил на ноги. На секунду мне показалось, что он готов сдаться и уйти, однако он остался стоять, где стоял.

– Ты Тереза? – произнес он.

Это был совсем молодой человек, гораздо моложе меня, полноватый, безобидный с виду. На ногах у него были стоптанные сандалии, на голове – пестрая шляпа-канотье, вся в пятнах пота. Лицо тоже было вспотевшее.

– Вы должны немедленно уйти, – повторила я. – Иначе я вызову полицию.

Но вместо того чтобы уйти, юноша словно бы осмелел. Он шагнул ко мне и нагнул голову, изобразив нечто вроде поклона.

– Я друг, – вполголоса произнес он.

– Друг? Чей друг?

– Друг Берна. Он меня…

Знаком я приказала ему молчать и следовать за мной. Мы направились к оливковой роще. Когда мы отошли достаточно далеко от дома, я засыпала его вопросами: кто он, откуда знает Берна, давно ли общался с ним; я была в таком смятении, что уже не помню, о чем именно его спрашивала.

Даниэле терпеливо отвечал мне, как будто заранее ожидал такой бурной реакции. Он сказал, что познакомился с Берном в лагере активистов в Ории полтора года назад, и с тех пор они не расставались. Он был с Берном и в ту ночь в «Замке сарацинов», но не видел, что там случилось с двумя полицейскими; когда после первых столкновений началась полная неразбериха, он и другие ребята разбежались.

Говоря все это, он старался не встречаться со мной взглядом. Он словно обращался к какому-то воображаемому предмету за моим правым плечом и время от времени вытирал взмокший лоб тыльной стороной ладони. Я спросила, сколько ему лет. Двадцать один год, ответил он.

– Мы можем отойти в тень? – спросил он в какой-то момент. Только тут я сообразила, что привела его на самый солнцепек, где даже земля была раскаленной, как будто боялась, что на каждом дереве спрятаны гроздья микрофонов.

Мы зашли в тень оливы. У него была легкая одышка. Я спросила, почему он так долго ждал, прежде чем прийти ко мне.

– Я был под домашним арестом, – сказал он. – Четыре месяца. Полиция заподозрила, что я – ответственный за арсенал только потому, что изучаю химию в университете. Но они не нашли никаких доказательств. К счастью, изучать химию пока еще не преступление.

– Это была правда?

– Что?

– Ты правда был ответственным за арсенал?

Мне самой стало смешно, когда я произносила это слово – «арсенал». Даниэле пожал плечами:

– Взрывчатка у нас была самая примитивная, такую любой смог бы изготовить. Достаточно заглянуть в инструкцию, в интернете их сколько хочешь.

Он осмотрелся кругом, щурясь, когда в поле зрения попадал дом; казалось, он искал что-то, скрытое от глаз за стеной деревьев. Потом вдруг резко обернулся.

– Фуд-форест – это там, верно?

– Откуда ты знаешь о фуд-форесте?

– Он часто говорил об этом месте. О ферме. Описывал ее в мельчайших подробностях. А вон там вы держали пчел, да? Там, где заросли.

Когда я услышала это слово, у меня закружилась голова.

– Да, это там.

– Я коплю деньги. Когда наберется достаточно, куплю себе участок земли. Если честно, я его уже нашел. Сейчас это просто развалины, но его можно привести в порядок. Он будет, как ферма.

– Хочешь увидеть фуд-форест?

Глаза у него зажглись.

– Отведешь меня туда?

Но когда мы с Даниэле проходили среди увядших от жары растений, отчаянно пытавшихся выжить летом, у меня создалось впечатление, что он уже побывал здесь. Вероятно, он самостоятельно искал фуд-форест, пока ждал, когда я выйду из дома.

– Ты что, никогда его не поливаешь? Не даешь ему ни капли воды?

– В последние дни – практически нет. От силы два раза в неделю – иначе ему не справиться.

Он стал на колени, чтобы разглядеть затейливое переплетение стеблей, которое образовали тесно растущие ароматические травы. И провел ладонью по этой спирали.

– Он в точности такой, как описывал Берн, – сказал он. – А можно увидеть сухую ванну?

– Ее больше